Нас встретил администратор — молодой человек с аккуратно зачёсанными тёмными волосами. Его белоснежная рубашка с закатанными до локтей рукавами и безупречно отглаженные брюки говорили о внимании к деталям.
— Добрый день! Я Иржи, — представился он, слегка коверкая английские слова, но улыбка его была настолько искренней, что языковой барьер сразу перестал иметь значение.
Наш номер оказался скромным, но уютным. Высокие потолки с лепниной, паркетный пол, слегка поскрипывающий под ногами, и большие окна, через которые лился золотистый свет предвечернего солнца — всё это создавало ощущение, будто мы попали в другое время. Кровать с белоснежным бельём и пуховым одеялом манила к себе, а на тумбочке стояла ваза со свежими розами — приятный штрих, которого мы не ожидали.
Таня, сбросив сумку, буквально прыгнув на кровать и растянулась на ней с блаженным вздохом, раскинув руки в стороны.
— Теперь я верю, — прошептала она, закрывая глаза.
Я улыбнулся, наблюдая, как она, щурясь от удовольствия, валяется на кровати.
— Давай распакуем вещи, переоденемся и выйдем прогуляться, пока не стемнело. Или ты слишком устала?
— Гулять? — она приподнялась на локтях, и в её глазах мелькнуло что-то между усталостью и любопытством. — Можно, конечно… Но сначала я хочу принять душ. Нужно смыть всю эту… дорожную пыль.
— В самолёте нет дорожной пыли, — усмехнулся я.
— Это образно, Ром, — она скользнула с кровати и исчезла в ванной, оставив за собой лёгкий шлейф аромата авиационного шампуня.
Я растянулся на кровати и включил телевизор, настроившись на англоязычный канал. Чешские новости звучали для меня как тарабарщина, но даже без перевода было понятно — Прага жила своей обычной, размеренной жизнью.
Через полчаса дверь ванной приоткрылась, и комнату немного обдало паром, а за ним появилась Таня, закутанная в белоснежный махровый халат. Её кожа сияла от влаги, а волосы, ещё влажные, падали на плечи тёмными локонами. Она подошла к чемодану, наклонилась и начала рыться в своих вещах, пока не нашла то, что искала — трусики.
Но в этот момент она замерла, почувствовав мой взгляд.
— Что? — спросила она, подняв глаза.
— А ты можешь их не надевать? — я улыбнулся.
— Как это? — она нахмурилась. — Ром, мы не дома. И если это намёк на что-то… то мы же собирались гулять, а после, когда вернемся…
— Ты и дома редко-редко без них ходишь, почти никогда, если уж на то пошло, — перебил я, подходя ближе. — А здесь, в чужом городе, где нас никто не знает, можно позволить себе немного свободы, разве нет?
— И что, свобода — это теперь ходить без трусов? — она скрестила руки на груди, но в её глазах уже читалось любопытство. — А вдруг кто-то зайдёт?
— Конечно, зайдёт, — я сделал шаг вперёд, и мои пальцы легли на пояс её халата. — «И первым делом полезет под халат проверять».
Я медленно развязал пояс, и халат распахнулся, обнажив её тело — ещё влажное, тёплое и такое знакомое.
— Ром… — её голос дрогнул, но она не отстранилась.
— Ты права, мы собирались гулять, — прошептал я, целуя её шею. — Просто подумай, чего бояться.
Её смех смешался с моим поцелуем, а за окном Прага медленно погружалась в вечерние огни.
— Ну нет...
— Вот об этом я и говорю, — я попытался выхватить трусики из её рук. — Долой трусы — свобода письке!
— Дурак, — засмеялась Таня, но трусики не отдала и, надевая их, сказала: — Мне так комфортно. Мы идём гулять?
— Да, конечно, я быстро приму душ и пойдём! Одевайся...
Таня стояла на балконе, облокотившись на кованые перила, когда я вышел из ванной. Солнечный свет играл в её тёмных волосах, а лёгкий ветерок шевелил подол рубашки. Я быстро натянул джинсы и футболку, прежде чем позвать её.
— Наконец-то собрался, — проворчала она, заходя в комнату.
Мой взгляд скользнул по её фигуре, и я не смог скрыть разочарования. Да, она была одета прилично — широкие джинсы, рубашка в клетку с закатанными до локтей рукавами — но это было... слишком обыденно. Слишком по-домашнему.
— Что? — Таня нахмурилась, заметив мой взгляд.
— Может, наденешь что-нибудь... более открытое? — осторожно предложил я.
Она сделала шаг вперёд и демонстративно покрутилась передо мной.
— Ром, что не так с этим нарядом?
— Тань, мы в Европе, — я вздохнул. — Здесь не нужно одеваться, словно ты боишься получить выговор на родительском собрании.
Таня надула губы, скрестив руки на груди.
— Ой, а как же «нужно» одеваться в твоей Европе? — её голос звенел сарказмом. — Судя по всему, ты бы с радостью отправил меня гулять в одних трусиках... или вообще без них!
Я замер на секунду, глупо улыбаясь её словам.
— Ну, это перебор, — засмеялся я. — Но почему бы не надеть ту шикарную юбку, что мы купили перед отъездом? И рубашка — можно и без нее, на улице теплынь.
Таня снова надула щёки, но в её глазах уже мелькало что-то похожее на интерес.
— Ну давай, модельер Зайцев, — протянула она, — просвети меня, как должна одеваться настоящая европейская женщина!
Я тут же присел к её чемодану и выудил оттуда простую белую майку с глубоким V-образным вырезом.
— Вот, смотри! Идеально. А если ещё снять лифчик...
— Рома! — она ахнула, хватая майку. — Ты посмотри на этот вырез! Всё будет... слишком заметно!
— И что с того? — я улыбнулся. — Здесь никто не тыкнет в тебя пальцем. Ты сама увидишь — некоторые местные девушки вообще одеваются так, что сложно понять, одеты они или нет.
Уголки её губ дрогнули — верный признак, что она не сердится по-настоящему. Я решил надавить сильнее.
— Юбка, эта майка... Ты будешь выглядеть потрясающе. Мужчины будут оборачиваться от восхищения, женщины — от зависти. А я буду просто балдеть от того что ты со мной а не с ними или для них. Ну что, согласна?
Она задумалась, переминаясь с ноги на ногу.
— Не знаю... Ты правда этого хочешь?
Не дав ей передумать, я сунул одежду ей в руки.
— Очень!
Она всё ещё колебалась, но взяла майку и юбку. Когда она повернулась к ванной, я не удержался и шлёпнул её по упругой попке.
— Ай-ай-ай! — фальшиво возмутилась она, но улыбка выдавала её.
Мы неспешно шли по узкой улочке, вдыхая ароматы свежей выпечки и кофе. Моя ладонь нежно сжимала пальцы Тани, а в другой руке болталась её рубашка — она все-таки взяла ее, сказав «на всякий случай».
Но в этом не было нужды.
Белая майка облегала её соблазнительные изгибы, а лёгкая юбка колыхалась при каждом шаге, открывая стройные ноги. Я был доволен и просто сиял — и не только от пражского солнца, но и от осознания, что Таня наконец решилась.
Я бы не сказал, что Прага предстала перед нами во всей красе, мы, наверное, и пятой части не увидели. Узкие улочки, вымощенные брусчаткой, играли солнечными бликами на старинных фасадах домов. В воздухе витал сладковатый аромат трдельников, смешивающийся с горьковатым шлейфом свежесваренного кофе из уличных кафе. Где-то неподалёку уличный скрипач выводил мелодию, перекрываемую смехом туристов и звоном трамвайных колёс.
Таня постепенно оттаивала. Сначала её плечи расправились, затем исчезла привычная сутулость, и вот она уже смеялась, рассказывая о планах на вечер, жестикулируя свободной рукой. Я слушал её, украдкой сверяясь с картой достопримечательностей. До следующей точки нашего маршрута было ещё добрых полчаса пешком, и с каждым шагом энтузиазм Тани таял, как мороженое на августовском солнце.
— Может, проедем? — предложил я, заметив приближающийся автобус и указав на остановку.
Таня лишь облегчённо кивнула, сжав мою руку в благодарности.
Ожидание заняло всего пять минут — ровно столько, чтобы успеть рассмотреть расписание и обменяться парой слов с пожилой чешкой, улыбнувшейся нам доброжелательно. Автобус подкатил почти пустой: кроме водителя и пары пассажиров, в салоне никого не было. Мы устроились на заднем сиденье — я выбрал это место не просто так. Здесь было просторно, можно было любоваться городом через огромные окна, да и толчея у входа нас не касалась.
Таня прижалась ко мне, доставая телефон, чтобы запечатлеть мелькающие за стеклом виды. Череда барочных фасадов, позолоченные шпили церквей, мосты через Влтаву — всё это проплывало перед нами, как в добром кино.
Но идиллия длилась недолго.
На одной из остановок в автобус ввалилась шумная компания молодых парней. Они расположились у выхода, громко переговариваясь на чешском. Сначала их внимание ограничивалось редкими взглядами в нашу сторону, но вскоре перешло в откровенное разглядывание. Кивки, перешёптывания, похабный смех — Таня напряглась, как струна.
Я почувствовал, как её пальцы впиваются мне в ладонь.
— Рома, — прошептала она, — дай рубашку.
Её голос дрожал. Я уже собирался что-то сказать, когда заметил, как один из парней, считая, что я не вижу, поднёс руку ко рту и начал делать непристойный жест, причмокивая при этом.
— Пошли! — Таня дёрнула меня за руку, когда автобус начал замедляться у следующей остановки. В её глазах читалась паника.
— Но нам ещё две...
— Рома, пожалуйста! — она уже встала, сжимая в руках мою рубашку. — Эти уроды... Ты видел, что они...
