Язык двигался с животной целеустремлённостью — широкие, влажные проходы снизу вверх, задевая набухший клитор. Настя вцепилась в края лавочки до побелевших костяшек пальцев, её ногти царапали краску лавки. Каждый нерв в её теле казался оголённым проводом под напряжением, каждый вздох превращался в прерывистый стон, едва сдерживаемый, чтоб не разлетелся по пустынному парку.
Пёс работал с методичностью, словно машина с заложенной в нее программой, будто понимал, что такой возможности может больше не представиться. Иногда он останавливался. Чуть отойдя, негромко лаял и снова бросался к ней, тычась ледяным носом в самую чувствительную точку, заставляя её дёргаться всем телом, принимаясь за дело с удвоенным рвением.
— Да... вот так... — Настя запрокинула голову, её золотистые волосы рассыпались по грязной спинке лавочки, а таз сам собой приподнялся навстречу животному, подставляя так, чтоб ему было удобно.
Она уже не думала о морали, о том, что по сути испытывает извращённое удовольствие. Весь мир сузился до влажных чавкающих звуков, до горячего собачьего языка между ног и нарастающей, как цунами, волны внизу живота.
Когда оргазм накрыл её, она даже не успела сжать зубы — дикий, первобытный вопль разорвал вечернюю тишину парка. Тело выгнулось неестественной дугой, рука инстинктивно прикрыла рот, но было уже поздно.
Пёс не останавливался, продолжая лизать её дрожащее, перевозбуждённое тело, вытягивая последние судороги удовольствия, пока она не застонала от переизбытка ощущений.
Настя обмякла, как тряпичная кукла, чувствуя, как по внутренней стороне бёдер стекают тёплые капли — её собственные, смешанные с собачьей слюной. В глазах плыли тёмные пятна, а в ушах стоял гул, словно после мощного взрыва.
Она не заметила, как пёс наконец отстранился, удовлетворённо облизнув морду, слизывая её соки. Не услышала его шагов, когда он бесшумно исчез в кустах, будто призрак. Она улеглась на лавку.
Настя лежала с закрытыми глазами, раскинувшись на лавочке, как выброшенная на берег медуза. На мир вокруг было плевать — пусть видят, сейчас плевать. Её тело только что пережило такой оргазм, о котором она не могла даже мечтать в самых смелых фантазиях.
Неожиданное прикосновение холодного носа к внутренней стороне бедра заставило её вздрогнуть. Настя приподнялась на локтях и увидела его — того самого первого пса, который начал всё неделю назад. Он радостно вилял грязноватым хвостом, его умные янтарные глаза блестели в сгущающихся сумерках.
— Привет, — её голос звучал хрипло, будто она только что пробежала марафон.
Она чуть приподняла бёдра, снимая промокшие трусики, которые и так уже почти сползли. Ткань отлипла от кожи с тихим влажным звуком, оставляя на воспалённой коже красные следы от резинок. Ей захотелось еще.
— Вот... давай… ты тоже хочешь, — Настя раздвинула ноги шире, чувствуя, как по ещё чувствительной коже бегут мурашки, а между ног снова сладко потянуло, несмотря на только что пережитый оргазм.
Пёс не заставил себя ждать. Его шершавый язык сразу нашёл нужное место, будто помнил каждую складку, каждый миллиметр её тела лучше, чем она сама. Настя откинула голову назад, зажмурившись от удовольствия. Правая рука сама сжала грудь.
— Да... вот так… теперь ты, — она шептала, чувствуя, как волна нового возбуждения начинает нарастать, хотя казалось, что после такого мощного оргазма она не сможет ещё. — Я так ждала этого… лижи.
Где-то вдали залаяла другая собака. Настя на мгновение открыла глаза и увидела в кустах несколько пар светящихся в темноте глаз — жёлтых, зелёных, горящих хищным интересом.
Но сейчас её это не пугало. Наоборот… это словно придавало её сну, её фантазиям реальные очертания. Она протянула руку к своему псу, запустила пальцы в его густую шерсть и притянула ближе, чувствуя, как его горячее дыхание обжигает её перевозбуждённую кожу.
— Давай... — прошептала она, уже не зная, кого зовёт — его или тех, кто прячется в темноте, готовый присоединиться к этому запретному танцу.
Пёс радостно поскуливал, уткнувшись влажным носом между её дрожащих бёдер. Его шершавый язык работал так же, как и у того, что был до него, — широкие, размашистые движения снизу вверх, от самого входа к набухшему клитору, снова и снова, будто вылизывая из неё последние капли стыда.
Каждый проход языка заставлял Настю чувствовать себя его сукой — эта фраза, случайно услышанная в одном из видео, теперь приобрела жутковатую реальность. Струйки слюны капали на деревянное сиденье, смешиваясь с её собственными выделениями в непристойную лужицу. Её пальцы впились в густую шерсть, чувствуя под ней напряжённые, играющие мышцы.
— Ах... да... вот так, — хриплый шёпот вырвался из её пересохшего горла, когда она приподняла голову пса, направляя его язык точно к клитору. — О Боже, — голова запрокинулась назад, а по внутренней стороне бёдер уже бежали тёплые дорожки слюны.
Его холодный мокрый нос касался её лобка, прежде чем язык снова скользил вниз, к набухшим губам. Настя инстинктивно свела ноги, пытаясь удержать это блаженство, но пёс рыкнул и слегка прикусил бедро, заставляя её снова раздвинуть ноги..
- Прости. Да... Лижи... Лижи меня... - слова лились сами собой, сознание растворялось в животном наслаждении. Она закусила губу до боли, чувствуя, как где-то глубоко внутри закручивается тугой узел удовольствия. - Я сейчас... Ох... - ногти впились в собачью шерсть, не думая, что это может сделать больно.
Оргазм, еще один, накрыл её так же очень бурно, Настя не смогла даже закричать - лишь короткий, сдавленный стон вырвался из сжатых зубов. Тело затряслось в судорогах, бёдра сами поднимались навстречу языку, вытягивая из себя последние капли запретного наслаждения.
Но прежде чем она успела перевести дыхание, язык пса исчез, и тяжёлое собачье тело внезапно придавило её к лавочке. Горячий живот прилип к её оголённой коже, а между ног она почувствовала нечто твёрдое и влажное. Настя открыла глаза - пёс, возбуждённый её запахом, пытался взобраться на неё, лежащей на лавке, словно эти ласки ему надоели и он захотел большего.
Его член, розовый и блестящий, уже полностью вылез из кожистого чехла, тыкаясь в её бедро. Настя ахнула — он был гораздо больше и страшнее, чем она представляла.
— Нет... Стой... — голос дрожал, когда она попыталась отползти. Но инстинкты пса уже взяли верх. Он упёрся передними лапами ей в плечи, а тазом начал делать толчковые движения, пытаясь попасть.
В тот момент, когда твёрдый кончик скользнул по её девственной промежности, в сознании Насти что-то щёлкнуло. Да, она жаждала животной страсти, но не этого. Не настоящего проникновения.
— Нельзя! Фу! — её крик разорвал вечернюю тишину. Собрав все силы, она резко толкнула пса в грудь. Тот зарычал, но отступил. Настя мгновенно вскочила, дрожащими руками натягивая испачканные трусики, чувствуя, как по ногам стекают смешанные капли их выделений.
Пёс стоял в двух шагах, его глаза блестели в темноте, а из пасти капала слюна. В этом взгляде читалось непонимание: почему его сука вдруг отказалась? Настя, тяжело дыша, сделала шаг назад, затем ещё один. В голове медленно накатывалось понимание, что нужно бежать, причем не медля.
- Всё, плохой пес... - она тяжело дышала, чувствуя, как реальность накрывает её волной стыда. - Пошел!!!
Пёс стоял перед ней, не реагируя, лишь немного скалил клыки, всё ещё возбуждённый.
Она достала кусок колбасы из сумки и, кинув им в пса, резко развернулась, побежав прочь, спотыкаясь и едва не падая. Она бежала, пока не вырвалась на освещенную аллею, где уже было спасение в виде парочки, неспешно прогуливающейся в это время.
Только тогда она остановилась, опершись о фонарный столб. Сердце колотилось так, что казалось, выпрыгнет из груди.
"Что я наделала? Я чуть... меня..." - пронеслось в голове. Ответа она дать не могла.
Отдышавшись, она просто медленно пошла домой, чувствуя, как эмоции внутри бурлили. Странное дело: несмотря на страх и стыд, где-то глубоко внутри всё ещё тлел тот самый огонёк. Надежда на то, что получив удовлетворение, он погаснет и всё вернется как было, не оправдалась.
И это пугало больше всего.
Дверь в квартиру захлопнулась за ней с глухим стуком, но Настя даже не вздрогнула. Она стояла в прихожей, пальцы судорожно сжимали ремешок сумки, а в ушах всё ещё звучало тяжёлое, возбуждённое дыхание пса, его запах.
— Настенька, это ты? Ужин на столе! — голос матери донёсся с кухни.
Она машинально сняла обувь, даже не заметив, как отбросила их в сторону, хотя обычно ставила ровно, как привыкла с детства. Прошла в ванную. После, приведя себя кое-как в порядок, словно на автомате дошла до гостиной и уселась за стол.
— ...Так Вера Ивановна говорит, что этот преподаватель просто придирается ко всем. Настенька, ты меня слушаешь?
Ложка супа замерла на полпути ко рту. Настя вздрогнула, встретив взгляд матери.
— Да... да, конечно. Придирается.
Она поспешно поднесла ложку ко рту, но бульон казался безвкусным. Перед глазами снова встала картина: напряженный розоватый член, вылезающий из кожистого чехла, капли прозрачной жидкости на кончике…
— Ты вся какая-то красная. Не заболела? — мама потянулась потрогать ее лоб, но Настя резко отклонилась.
— Нет! То есть... Я просто устала. От учебы.
Она впилась взглядом в тарелку, чувствуя, как жар разливается по щекам. Между ног все еще ныло, напоминая о недавнем наслаждении. В голове стоял вопрос: «А если бы он все-таки?»
— Спасибо за ужин. — Она встала и пошла в комнату, аппетита не было совсем.
