Порою, сидя в саду поместья, где розы цвели, как в ту ночь в оранжерее, я взирала на закат и вспоминала равнину и облака из видения моего. Они казались мне символом свободы, что я утратила, и страсти, что сожгла меня. Тайна моя следовала за мною, как тень, что нельзя отогнать. Я любила свего сыночка, но каждый его взгляд напоминал о том, что я отдала — и о том, что никогда не вернётся. Я спрашивала себя: была ли я сосудом для их счастья, или женщиной, что поддалась греху? Страсть ли вела меня, или долг, что я приняла в восемнадцать лет, как матушка, рождая меня? Ответ ускользал, и я боялась, что он никогда не явится.
Но в глубине души я верила: некогда я обрету себя. Я найду путь, где тело моё будет принадлежать лишь мне, а сердце моё — не долгу, не страсти, но любви, что я ещё надеялась познать. Я поднялась с садовой скамьи, поправила шаль и пошла к дому, где ждал меня сын — не мой, но связанный со мною узами, что нельзя разорвать. И в сем была моя правда, горькая и светлая, как закат, что угасал над поместьем.
